— Сколько книг ты прочитал, мудрец?
— У меня в файлах восемьдесят миллионов томов. Двенадцать миллионов из них я прочёл и обдумал, — гордо сказал собеседник. — Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению. Фрэнсис Бэкон.
— Ещё я боюсь, что ненависть к Дитбиту может толкнуть меня на безрассудный, опрометчивый поступок, — нахмурилась Никки. — Так уже случалось.
Мудрец немедленно ответил:
— Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим. Ларошфуко. Оскорбления — это доводы неправых. Руссо. Страстям мы обязаны, быть может, наибольшими победами ума. Вовенарг.
— Как остаться человеком в по-звериному жестокой борьбе?
— Кто не желает зла обидчику, тому завидуют боги. Индийский мудрец. Если у вас есть возможность явить милосердие, не пропускайте вперёд даже учителя. Конфуций. Настоящий способ мстить врагу — это не походить на него. Аврелий. Кормить врагов весьма похвально. Иоанн Дамаскин.
Толку от мудреца было немного — он предпочитал роль мгновенного цитатника. Ладно, сейчас Никки задаст ему вопросы посложнее.
— Удастся ли мне победить моих противников? У них богатый опыт интриганства и подлости.
Но мудрец ни секунды не затруднился с ответом:
— Для интриг нужен ум, но когда его много, человек стоит настолько выше интриг и происков, что уже не снисходит до них; в этом случае он идёт к успеху и славе совсем иными путями. Лабрюйер. Всякого рода беспринципная деятельность в конце концов приводит к банкротству. Гёте.
— Но как с ними бороться, если они переступают через закон и убивают тех, кто встаёт на их пути?
— Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны. Вольтер. Насилие — последнее прибежище некомпетентности. Азимов. Кто убивает, тоже будет убит. Египетский мудрец.
— Смерть — страшная, необратимая вещь, и я не желаю, чтобы люди, следующие за мной, рисковали жизнью!
— Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор. Ларошфуко. Герой — это самая короткая профессия на свете. Роджерс. Плохо, если у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть. Лев Толстой.
— Что ты и твои друзья-мудрецы думаете о клятвопреступлении? — вдруг спросила Никки.
Человек в хитоне ответил:
— Нарушение любовных клятв ненаказуемо. Публий Сир. Все влюблённые клянутся исполнить больше, чем могут, и не исполняют даже возможного. Шекспир.
— Я спрашивала не про любовные клятвы! — почему-то рассердилась Никки. Тогда мудрец добавил:
— У политики нет сердца, а есть только голова. Наполеон. Предатели предают прежде всего себя самих. Плутарх.
— Ты не слишком противоречив в своих тезисах? Я хотела услышать от тебя не мутные рассуждения, а практические рекомендации.
— Иди вперёд, навстречу туманному будущему, без страха и с мужественным сердцем. Лонгфелло. Время и прилив никогда не ждут. Вальтер Скотт. Если что-то и стоит делать, так только то, что принято считать невозможным. Уайльд. Когда переведутся донкихоты, пускай закроется книга Истории. В ней нечего будет читать. Тургенев.
— И это всё, что ты можешь мне посоветовать? — воскликнула Никки.
— Коротка и бессильна жизнь человека; на него и на весь его род медленно и неумолимо падает рок беспощадный и тёмный. Не замечая добра и зла, безрассудно разрушительная и всемогущая материя следует своим неумолимым путём; человеку, осуждённому сегодня потерять самое дорогое, а завтра — самому пройти через врата тьмы, остаётся лишь лелеять, пока не нанесён удар, высокие мысли, освещающие его недолгие дни; презирая трусливый страх раба судьбы — поклоняться святыне, созданной собственными его руками; не боясь власти случая, хранить разум от бессмысленной тирании, господствующей над его внешней жизнью; бросая гордый вызов неумолимым силам, которые терпят до поры его знание и его проклятия, держать на себе мир, подобно усталому, но не сдающемуся Атласу. Держать — вопреки давящей всё на своём пути бессознательной силе — мир, сотворённый его идеалами. Бертран Рассел.
Никки напряжённо вслушивалась. Когда мудрец закончил говорить и наступила тишина, девушка перевела дух и оглянулась по сторонам. Лес погрузился в темноту, и лишь острые верхушки башен Колледжа светились в лучах закатного солнца, как волшебные кристаллы.
— Почему ты пригласил меня именно сюда?
— Здесь можно спокойно побеседовать, и в этой башне у меня хороший канал.
— Вольдемар, не мог бы ты принять вид посовременнее, не так контрастирующий с твоим именем? — попросила Никки.
Мудрец из Эллады превратился в человека в парике и камзоле — учёного ньютоновских времён. Чулки, башмаки. Локоть лежит на столе, где разместились старинные книги в кожаных переплётах и традиционный глобус с астролябией.
Никки поморщилась — тоже не совсем то, но возражать больше не стала.
— Твоё цитирование раздражает. Ты можешь формулировать свои мысли обычным языком?
— Конечно. В твоё оправдание могу отметить, что ты не планируешь чужих несчастий — они могут возникнуть лишь как опосредованное следствие твоих действий. А чем большее расстояние отделяет следствие от причины, тем меньше ответственности ты несёшь за последствия. Если ты не примешь это слегка циничное правило к исполнению, то любой твой шаг будет заранее парализован негативными или трагическими ожиданиями. Ты не можешь отвечать за все несчастья этого мира. Даже уволенные тобой люди должны сами находить выход из положения, в которое они попали, — ведь они взрослые и дееспособные субъекты, чьи права защищены законами. Тебе тоже никто не помогал, когда ты искала денег на учёбу в Колледже. Поэтому в ответ на твой главный вопрос могу сказать только одно: если ты считаешь себя правой — борись!